Непростительные иллюзии

За два десятилетия перехода к рыночной экономике накоплен большой опыт ошибок, совокупный ущерб от которых уже превосходит экономические потери СССР вследствие гитлеровского нашествия. Если в начале этого перехода ошибочные решения можно было списать на отсутствие опыта регулирования рыночных отношений, наивную веру реформаторов в чудодейственную силу невидимой руки рынка, вредительство со стороны МВФ и зарубежных консультантов, навязывавших российскому руководству компрадорскую политику в интересах иностранного капитала, то сегодня их многократное  повторение не  имеет оправдания. Решения, основанные на иллюзорном представлении о рыночных механизмах, до сих пор определяющим формирование экономической политики государства, являются главной причиной замедления роста экономики, а также  огромных упущенных возможностей и потерь, которые продолжает нести Россия вследствие ущербного положения в международной конкуренции.

В настоящей статье анализируются фундаментальные заблуждения в отношении действия рыночных механизмов экономического роста, без преодоления которых невозможно не только достижение амбициозных целей, поставленных Президентом России в отношении модернизации и развития экономики, но и поддержание ее простого воспроизводства. Эти заблуждения основываются на либертарианских представлениях о рыночной самоорганизации экономики, согласно которым минимизация государственного вмешательства обеспечит максимально эффективное распределение ресурсов благодаря автоматическому действию механизмов рыночной конкуренции. В основе этих представлений лежит примитивная картина экономики как механистической системы, субъекты которой максимизируют свою прибыль в свободной конкуренции между собой за ограниченные ресурсы и таким образом приводят экономику в состояние равновесия. И хотя в экономической науке давно доказана несостоятельность всех аксиом теории рыночного равновесия, основанная на ней мифология продолжает оказывать магическое действие на формирование экономической политики в России. Для рационализации последней необходимо вернуться к фундаментальным вопросам экономической науки, в которой накоплено немало полезных знаний, позволяющих использовать глубинные закономерности современного  экономического развития.

Поскольку российские либертарианцы в основном сформировались как марксисты, сменившие свои представления на противоположные по конъюнктурным соображениям,  ключевое значение в преобразованиях экономики они придают отношениям прав собственности. Поэтому и анализ их заблуждений придется начать с вопросов приватизации, которую российские либерал-реформаторы традиционно рассматривают как панацею от всех болезней российской экономики.  Судя по навязчивому стремлению правительственных чиновников ускорить распродажу значительной части остающихся у государства пакетов акций банков и предприятий, этот вопрос остается актуальным.

В своих представлениях о правах собственности российские либерал-реформаторы руководствуются древнеримской доктриной расщепления прав собственности на владение, пользование и распоряжение. Между тем современное законодательство и практика управления знают множество ограничений и обременений прав собственности исходя из частных, коллективных  общественных и государственных интересов. Эти ограничения постоянно расширяются по мере усложнения производственных  отношений, которые теоретически отражаются как сложносоставные права собственности.

Сведение прав собственности на приватизируемые предприятия к единственной форме открытого акционерного общества сыграло злую шутку с российской экономикой. Получив неограниченные права при ограниченной ответственности, приватизаторы занялись, как правило, не развитием подконтрольных предприятий, а личным обогащением за счет присвоения и «монетизации» их активов с вывозом «отмытого» капитала за рубеж. В результате практически все высокотехнологические предприятия после приватизации пришли в упадок и превратились в объекты недвижимости – краткосрочная мотивация максимизации ликвидности при отсутствии необходимых технологических знаний направляла усилия приватизаторов не на привлечение инвестиций, а на вымывание активов. При  этом их  наиболее ценная часть  - технологические знания и навыки производства сложной продукции  - попросту обесценилась.  

В мировой теории и практике управления приватизация предприятия рассматривается с точки зрения ее целесообразности для повышения эффективности работы, заинтересованности государства в получении доходов, интересов местных властей и занятых на предприятии граждан. Последние, даже не владея акциями, признаются обладателями определенных прав на управление предприятием. Причем по мере усложнения производства прослеживается тенденция возрастания полномочий  специалистов, работников и менеджеров по отношению к правам акционеров. К примеру, в корпорации Боинг последние сведены к роли миноритарных акционеров, лишенных возможности принятия стратегических решений. В странах ЕС законодательно закреплено право работников иметь своих представителей в советах директоров акционерных обществ. Возрастает также количество народных предприятий и кооперативов, управляемых самими работниками.  

   Примитивизация отношений собственности на уровне древнеримского права повлекла формирование архаичных производственных отношений на приватизированных предприятиях. Высококвалифицированные работники и специалисты были низведены до уровня бесправных рабов и быстро утратили позитивную мотивацию к труду.  В свою очередь, топ-менеджеры без специального образования, заменив одновременно главных инженеров и генеральных директоров, а заодно и их замов по технике безопасности и материально-техническому снабжению, подчинили деятельность предприятий максимизации денежных потоков в ущерб целям развития и основной деятельности. Государство, бросив предприятия на произвол приватизаторов, потеряло значительную часть налоговой базы вследствие разорения большинства предприятий и офшоризации их денежных потоков. Местным властям досталась брошенная социальная инфраструктура и загрязнение окружающей среды. В итоге приватизации по древнеримскому образцу многие предприятия свернули производство высокотехнологической продукции и перепрофилировались в объекты недвижимости, миллионы высококвалифицированных граждан потеряли работу по специальности и возможности самореализации, страна лишилась целых отраслей промышленности.

До сих пор из ошибок приватизации уроки не извлечены. Высокопоставленные чиновники упорно сопротивляются принятию правовых норм, защищающих права трудовых  коллективов, специалистов, да и самого государства. Как показывают последние крупные приватизационные сделки, продолжается приватизация ради приватизаторов, без учета интересов общества и  государства. Так, приватизация 7,6% акций Сбербанка в пользу трех американских фондов снизила не только уровень государственного контроля над системообразующим банком страны, но и доходность государственных активов, так как прибыльность проданных акций оказалась больше, чем размещения средств резервного фонда. Выиграл на этой операции занимавшийся ею чиновник, получивший многомиллионный бонус, а также организовывавшие сделку посредники.

Как показывает предшествующий опыт, без создания институтов защиты прав работников и специалистов, государства и общества планируемая приватизация государственных корпораций обернется утратой оставшегося научно-производственного потенциала. Внесение в корпоративное законодательство норм защиты интересов работников, общества и государства важно и для повышения устойчивости и эффективности работы уже приватизированных крупных предприятий.

Другой «священной коровой» либерал-реформаторов является количественная теория денег, на основании которой два десятилетия ведется денежно-кредитная политика государства. Абстрактное тождество, утверждающее равенство произведений товаров и цен с одной стороны и денежной массы и скорости обращения денег с другой стороны, было наивно возведено в ранг железного правила денежной эмиссии. С целью борьбы с инфляцией денежные власти ограничивали прирост денежной массы, наивно удивляясь безрезультатности этой политики. В действительности ее результатом неизменно становилось снижение производства вследствие удорожания и ограничения кредита, а также сокращения спроса из-за сокращения госрасходов ради стерилизации прироста денежной массы.

В экономической науке давно доказана ограниченность этого тождества констатацией текущего состояния товарно-денежного обращения. Оно не может использоваться как руководство к планированию денежной политики, поскольку игнорирует все динамические факторы: изменение цен  вследствие НТП или поведения монополистов, также как изменение объемов производства в зависимости от поведения предприятий или скорости обращения денег в зависимости от состояния банковской сферы и инфляционных ожиданий. Можно легко доказать, что целенаправленная денежная эмиссия под инвестиции в развитие производства влечет снижение цен за счет опережающего роста предложения товаров и снижения издержек их производства благодаря внедрению новых технологий. Современный Китай длительное время демонстрирует сочетание денежной экспансии и дефляции благодаря слаженному планированию производства, инвестиций и денежной политики. И наоборот, цены могут расти при снижающейся денежной массе вследствие злоупотреблений монополистов, которые ведут к росту издержек и падению производства товаров вследствие снижения их конкурентоспособности и ограниченности спроса.

Стремление к упрощению является естественным спутником непрофессионализма. Если  коновалу поручить лечение зубов, скорее всего, он их просто будет удалять. Так же и в макроэкономике непонимание сложности обратных связей между денежной эмиссией, динамикой производства и инвестиций влечет простые и вредные решения об удалении «избыточных» денежных поступлений государства. Тем самым государство лишается возможности использования значительной части доходов, которые могли бы быть инвестированы в расшивку узких мест развития экономики с выраженным антиинфляционным эффектом (снижение транспортных и энергетических издержек путем модернизации инфраструктуры,   разработка и импорт новых, снижающих издержки производства, технологий), а также в запуск механизмов роста производств нового технологического уклада, жилищного строительства, подготовку творчески активной молодежи.

Последовательное применение упомянутого тождества в денежно-кредитной политике надолго  уполовинило инвестиционные возможности государства и лишило частный сектор доступа к кредиту, фактически застопорило развитие экономики. До сих пор следование этой формуле приводит к абсурдным макроэкономическим решениям, искусственно снижающим инвестиции и препятствующим росту экономики. В то время как ведущие страны мира за последнее пятилетие утроили объем денежной эмиссии, кратно удешевили и удлинили кредитные ресурсы в целях поддержки посткризисного оживления и обновления экономики, Банк России продолжает проводить ограничительную денежную политику. Поэтому, в отличие от других стран, в России растут процентные ставки, и по-прежнему нет долгосрочного кредита.

Вместо стимулирования инвестиционной активности  продолжается изъятие денег посредством государственных заимствований, объем которых за 3 года поглотил с рынка половину фонда накопления. При этом одновременно резервируется сравнимый объем нефтегазовых доходов бюджета, которых хватило бы для его балансировки.   

Так называемое «бюджетное правило», основанное на гипотезе об избыточной денежной эмиссии при покупке нефтедолларов Центробанком, предписывает изъятие из экономики (стерилизацию) и вывоз «нефтяных доходов» за рубеж вместо их использования для решения проблем социально-экономического развития. Одновременно с этим государство занимает деньги на финансовом рынке для финансирования искусственно созданного дефицита бюджета, сокращая инвестиционные ресурсы частного сектора. Тем самым денежные власти трижды искусственно сокращают  возможности для роста инвестиций и производства: ограничивают кредит, замораживают бюджетные доходы и изымают деньги с финансового рынка. При этом государство от такой политики беднеет, размещая свои резервы за рубежом дешево и занимая деньги на внутреннем рынке дорого. А страна попадает во внешнюю зависимость от иностранных источников кредита, к которым прибегают платежеспособные заемщики в отсутствие внутренних возможностей долгосрочных дешевых заимствований. Национальная финансовая система втягивается в порочный круг неэквивалентного внешнеэкономического обмена. Нарастание внешних заимствований влечет увеличение обязательств по иностранным кредитам, которое ведет к росту вывоза капитала, сокращающего внутренние возможности финансирования инвестиций.

Финансовый кризис 2008 года показал опасность такой внешней зависимости, когда в одночасье крупнейшие российские корпорации могли быть экспроприированы иностранными кредиторами. Тогда они прибегли к экстренной помощи государства, которое заместило иностранные кредиты внутренними источниками. Но как только острота кризиса снизилась, российские корпорации вновь начали прибегать к иностранным кредитам, поскольку денежные власти страны не обеспечивают предоставление денег на конкурентоспособных условиях. К настоящему времени объем общего внешнего долга России достиг предкризисного максимума в 700 млрд. долл. За это удовольствие приходится платить до 30 млрд. долл. в год вместо того, чтобы создавать собственный механизм долгосрочного кредита.  

В результате следования монетаристским рецептам сформировалась явно иррациональная макроэкономическая политика. Внешняя торговля дает стране чистый приток 100-150 млрд. долл. за счет превышения экспорта над импортом. Его значительная часть резервируется и размещается в иностранных бумагах под 2% годовых. В то же время субъекты рынка вынуждаются к заимствованиям за рубежом под 5-7%, под ввоз которых Центральный банк эмитирует рубли, сдерживая одновременно расширение внутреннего кредита. Смыслом этой политики становится искусственное сокращение внутреннего денежного рынка в пользу внешнего. В ней, разумеется, заинтересованы иностранные инвесторы, получающие доминирование над внутренними. При этом чистый перевод денег за рубеж ежегодно составляет от 3 до 5% ВВП, сокращая соответствующим образом возможности экономического роста. Следствием является неразвитость внутренней финансовой системы и внешняя зависимость, офшоризация экономики и втягивание страны в неэквивалентный внешнеэкономический обмен с ежегодными потерями финансовой системы страны в 50-70 млрд. долл.        

Следует заметить, что ни одно из оснований проводимой денежной политики не выдерживает критики. Наряду с общей непригодностью количественной теории денег для определения ограничений денежной эмиссии, это относится и к бюджетному правилу, и к формированию правительственных резервов, и к самой денежной политике.

Бюджетное правило, предписывающее изъятие значительной части нефтяных доходов бюджета в резервные фонды основано на предположении о необходимости стерилизации избыточной денежной эмиссии. Однако ЦБ, отказавшись от таргетирования валютного курса,   уже не проводит эмиссию под покупку иностранной валюты. Значит, и нет избыточной эмиссии,  нет и основания для применения бюджетного правила даже исходя из монетарной теории. Да и само разделение доходных источников бюджета на нефтяные и ненефтяные хорошо только для аналитических целей. Налог на добычу полезных ископаемых в части внутреннего потребления нефти оплачивается потребителем, и нет никаких теоретических оснований для его изъятия из экономики. Налоги на экспортируемую нефть могли бы изыматься в валюте продажи и формировать бюджет развития, направляемый на финансирование инвестиционных и инновационных программ в зависимости от величины поступлений. Тем самым их использование носило бы не конъюнктурный, а плановый характер, выравнивая давление на обменный курс рубля.

Следует заметить, что по своему макроэкономическому смыслу резервные фонды правительства являются составной частью валютных резервов страны. Не имеет принципиального значения, аккумулируются ли они на счете правительства в  Центральном  банке или непосредственно управляются последним. Расходование резервов  правительством технически означает  продажу им соответствующих объемов иностранной валюты  Центральному банку. При этом совокупный объем валютных резервов не меняется, а денежная масса увеличивается на сумму уменьшения резервов правительства. С точки зрения денежной политики это равносильно чистой эмиссии этого же количества денег в пользу правительства. Последнее всегда в этих целях может прибегнуть к внутреннему займу под произвольный процент, деньги для которого будут эмитированы Центральным банком в порядке рефинансирования коммерческих банков под залог государственных обязательств, как это делается США, Англией, ЕС и Японией. Разница между этими вариантами заключается в том, что в первом случае правительство деньги из экономики изымает, а во втором – добавляет. Соответственно в первом случае оно сокращает спрос и притормаживает рост экономики, а во втором – увеличивает спрос и его ускоряет.  Иные различия  макроэкономических последствий реализации этих двух вариантов (включая, как доказывает международный опыт, инфляционные последствия),  не существенны при достаточном для обеспечения устойчивости платежного баланса объеме валютных резервов.  Избыток последних над оптимальной величиной, определяемой в экономической теории как сумма полугодового импорта, не приносит пользы. Если источником этого избытка являются доходы бюджета, то прямым следствием наращивания резервов становится искусственное сокращение конечного спроса, инвестиционной и инновационной активности, упущенная выгода вследствие охарактеризованной выше неэквивалентности внешнеэкономического обмена.

В целом, резервирование части доходов бюджета  лишено научного основания. Хотя оно создает ощущение дополнительной устойчивости, это не более чем иллюзия, сродни ощущениям Коробочки, бессмысленно накапливавшей подверженные порче продукты. В наших условиях избыточных валютных резервов эта политика не прибавляет макроэкономической стабильности  и лишь  влечет снижение возможностей экономического роста. Ее дополнение наращиванием  государственных займов усиливает негативный эффект и превращает финансовую политику в тормоз экономического роста. В будущем году правительство планирует занять на рынке  свыше триллиона рублей, что будет означать соответствующий вычет из потенциальных источников финансирования инвестиций частного сектора. И это при том, что объективной потребности заимствовать деньги нет – если бы не резервирование «нефтегазовых доходов» по бюджетному правилу, то не возникало бы и дефицита бюджета.   Следование правилу «сберегай и занимай» выглядит  абсурдным с точки зрения целей экономического роста и по существу  означает чистое субсидирование Россией остального мира за счет сокращения возможностей собственного развития. Поэтому она энергично поддерживается вашингтонскими финансовыми организациями, периодически объявляющими наши денежные власти «лучшими в мире».    

Проводимая на основе количественной теории денег денежно-кредитная политика подавляет развитие экономики и предопределяет ее неконкурентоспособность вследствие отсутствия доступного кредита для инвестиций в модернизацию и развитие производственной деятельности. Это особенно очевидно на фоне политики денежной экспансии, проводимой денежными властями всех развитых стран в целях обеспечения роста инвестиционной активности, необходимого для структурной перестройки экономики на основе нового технологического уклада.  В противоположность им, российские денежные власти изымают деньги из экономики, уполовинивая ее инвестиционный потенциал и вывозя около трети национальных сбережений за рубеж.  

Исторический опыт свидетельствует о том, что для успешного выхода из кризиса, подобного нынешнему, норма накопления должны увеличиться до 35-45% ВВП, что достигается за счет увеличения объема внутреннего кредита до 100-150% ВВП. При этом использование внешнего кредита  оправдано лишь как необходимая составляющая для импорта не производимого в стране оборудования при условии отрицательного сальдо торгового баланса. В нашем случае наращивание зарубежных заимствований дает только ухудшение условий внешнеэкономического обмена и сокращение внутреннего кредита. Ведь  использование кредита в иностранной валюте предполагает его конвертирование в рубли, которые должны быть эмитированы Банком России. С точки зрения денежной политики это ничем не отличается  от эмиссии такого же количества денег для рефинансирования российских коммерческих банков.  Разница заключается лишь в том, что в первом случае возникают внешние обязательства по выплате процентов, а во втором начисляемые проценты используются для развития отечественной банковской системы.  

Для нынешнего положения российской экономики как донора внешнего мира и нетто-экспортера целесообразна прямо противоположная политика – сокращение внешних заимствований и их замещение внутренними источниками кредита. Иностранное финансирование уместно в форме прямых инвестиций, сопровождаемых передачей новых технологий и повышающих конкурентоспособность отечественного производства. При нынешнем уровне монетизации экономики активизация внутренних источников кредита – сбережений, рефинансирования коммерческих банков под обязательства правительства и производственных предприятий, а также  рефинансирования государственных институтов развития – позволяет удвоить объем инвестиций и кредитов в развитие производства, доведя их до необходимых для модернизации экономики объемов.

     Отказ от иллюзии использования количественной теории денег для планирования денежно-кредитной политики открывает возможности широкого применения хорошо отработанных в мировой практике рыночного регулирования мер поддержки экономического роста, включая ценовую и конкурентную политику, валютный контроль, индикативное планирование и программирование развития экономики. Однако, чтобы дать эффект, эти меры должны применяться системно и согласовано, ориентироваться на четко поставленные цели и задачи, что требует развертывание системы стратегического управления развитием экономики. Фрагментарное применение мер административного регулирования тарифов или формальное принятие несогласованных друг с другом государственных программ не может дать позитивного результата, становясь инструментами реализации корпоративных и ведомственных интересов.  

Отсутствие необходимых  знаний закономерностей современного технико-экономического развития не позволяет российским лебертарианцам признать необходимость создания системы стратегического   управления экономикой.  Они соглашаются лишь с отдельными мерами государственного вмешательства, часто путая  «невидимую руку рынка» со своей, исходя из личных интересов. Гротескные примеры реформирования РАО «ЕЭС» (приватизация которого вместо притока инвестиций обернулась многократным ростом тарифа и опусканием России на последнее место в мире по условиям подключения к электросетям) или инвестиционных проектов «Роснано» (в зарубежные банковские счета ее руководителей) подтверждают своеобразное «единство противоположностей» - либертарианской идеологии и коррупции, густо  замешанных  на некомпетентности и беспредельной наглости российских либерал-реформаторов. Невольно вспоминаются знаменитые слова Бисмарка: «когда англичане говорят о свободе торговли, они сыпят Вам в глаза песок, чтобы обчистить Ваши карманы». Так же и российские либертарианцы навязывают власти иллюзии рыночной самоорганизации ради присвоения государственных активов. Используя для этого административный ресурс, они их  приватизируют,  монетизируют и выводят в офшоры, трансформируя государственную собственность в личные сбережения за рубежом.

Анализируя последствия управления государственным имуществом влиятельными российскими либертарианцами, невольно приходишь к выводу об их личной заинтересованности в поддержании мифологии рыночного фундаментализма. Почему-то вместо того, чтобы доказать преимущества частной собственности личным примером предпринимательства на свой страх и риск, они неизменно предпочитают «рулить» государственными деньгами и собственностью. Иллюзии рыночной самоорганизации помогают им уйти от ответственности, перекладывая вину за разорение госпредприятий, злоупотребления монополистов и прямое разворовывание государственных активов на «невидимую» руку рынка. Возможно, личная мотивация играет роль в последовательном отрицании ими необходимости элементарных мер по пресечению незаконного вывоза капитала, уклонения от налогов и разбазаривания государственных средств.

Платой за отказ от элементарных форм  валютного контроля, применяемых многими развитыми и успешно развивающимися странами,   являются ежегодные  потери до триллиона рублей налоговых поступлений вследствие проведения фиктивных внешнеэкономических операций в целях уклонения от уплаты налогов и вывоза доходов за рубеж. В качестве мотива этого отказа выдвигается миф о неприемлемости  валютного регулирования как помехи свободному движению капитала, которая портит инвестиционный климат. Находясь в плену этой иллюзии, денежные власти оказываются не в состоянии защитить национальную финансовую систему от ударов глобального кризиса, ущерб от которых для России оказался самым большим среди крупных стран. Отказываясь от валютного регулирования, не могут они защитить ее и от атак спекулятивного капитала, а также от огромных потерь вследствие  вывоза капитала и неэквивалентного внешнеэкономического обмена.  

Возможно, устойчивость идиосинкразии к валютному контролю объясняется привлекательностью  офшорного образа жизни для значительной части властвующей элиты, рассматривающей Россию не как свою Родину, а как «эту страну» для выкачивания денег. В офшорный кругооборот вовлечено уже около полутриллиона долларов незаконно вывезенного из России капитала, до 100 млрд. из которого ежегодно мигрируют через российскую границу, уходя от налогообложения.  При такой мотивации валютный контроль действительно оказывается неприемлемым, так как обременяет вывоз капитала и затрудняет управление российскими активами из-за рубежа.    

Еще более странным кажется упорное нежелание экономических ведомств заниматься  планированием деятельности государственных корпораций и других государственных институтов развития экономики.  Его трудно объяснить даже иллюзиями рыночного фундаментализма, который не может отрицать очевидную обязанность собственника планировать развитие своего бизнеса. Скорее это следствие общей размягченности государственной власти, которая под гипнозом иллюзий рыночной самоорганизации отпускает в «свободное плавание» даже собственные предприятия.   В отсутствие централизованного планирования они действуют по своему усмотрению, произвольно отклоняясь от установленных государством целей вплоть до противоположного им направления. В свою очередь, неадекватные результаты работы госсектора становятся основанием для навязывания решений о приватизации составляющих его предприятий.

 Ярким примером неадекватности лебертарианского подхода к  управлению  госсектором может служить кредитование и закупка государственными банками импортных самолетов в целях их передачи в лизинг Аэрофлоту  ущерб интересам отечественного авиастроения, в поддержание и развитие которого государство вкладывает немалые средства. Другим характерным примером является предложение о приватизации «Роснано» после утраты значительной части выделенного государством капитала вследствие странных инвестиционных решений. Ответственность за провалы перекладывается на свободную игру рыночных сил, а виновные в них должностные лица получают бонусы и претендуют на присвоение оставшихся в их распоряжении государственных активов. По итогам проверок Счетной палаты создается впечатление, что либертарианцы, дорываясь до управления государственными активами, искренне рассматривают их как личную собственность,  тут же экспроприируя ее у государства.

Очевидно, что отсутствие централизованного планирования целевых показателей деятельности госкорпораций влечет отсутствие ответственности за их достижение. Это положение устраивает как руководителей госкомпаний, от которых не требуют ничего, кроме формального соблюдения законодательства, так и министерских чиновников, которым не приходится отвечать за работу подведомственных предприятий. За редким исключением, когда глава государства вынужден переходить к ручному управлению теми или иными предприятиями в силу их социальной, политической или оборонной значимости,  назначаемые государством топ-менеджеры сами оценивают свою работу и реализуют свои личные стратегии.

Отсутствие четких целей и механизмов ответственности за их  достижение порождает в госсекторе смесь коррупции и некомпетентности, подбор руководящих кадров  не по профессиональным качествам, а исходя из  личных отношений, что, в итоге, влечет снижение эффективности и деградацию госпредприятий. На тему завышения издержек в контролируемом государством секторе естественных монополий,  сомнительных инвестиционных решений, освоения государственных средств написаны горы статей. Из этого, однако, нельзя сделать простой вывод о желательности их приватизации. К сожалению, остающиеся на плаву приватизированные предприятия в большинстве своем  не могут похвастаться более высокой эффективностью и производительностью труда по сравнению со своими государственными аналогами и даже по сравнению с доприватизационным периодом.

Необходимо отказаться от иллюзий простых решений с автоматическим достижением желаемых результатов. Либертарианская идеология очень удобна для ухода от ответственности за результаты экономической политики, провалы которой списываются на стихийное движение рыночных сил. При ближайшем рассмотрении выясняется, что двигают этими силами вполне  конкретные люди исходя из своих  личных интересов. Подобно иллюзионистам, они выдают свои фокусы фантастического обогащения за объективные достижения предпринимательского гения, обуздавшего рыночную стихию. В действительности олигархический капитализм вырастает на одновременном провале как механизмов рыночной самоорганизации, так и институтов государственного управления. Основным источником накопления богатства является не создание новых  благ, а перераспределение национального дохода за счет недофинансирования оплаты труда, воспроизводства основных фондов, присвоения природной и монопольной ренты. По некоторым оценкам, объем потерь  (проедания, обесценения и вывоза) основного капитала страны накопленным итогом с начала 1992 года достигает уже 7 трлн. долл.  

Под либертарианские песни о свободном рынке в России сформировался паразитический симбиоз офшорной олигархии и коррумпированной бюрократии, подавляющей рыночную конкуренцию  и разлагающей государственное регулирование. Он типичен для многих стран «третьего мира», некоторые  из которых сегодня характеризуются как  «провалившиеся» или «несостоявшиеся» государства. Этот симбиоз захватывает, подобно раковой опухоли, все большую часть экономического организма, лишая его как жизнеобеспечивающих  механизмов рыночной самоорганизации, так и направляющей воли государства. В отсутствие стратегического управления экономический организм страны разваливается на отдельные составляющие, которые образуют питательную среду для внешних субъектов влияния.

Избавление от иллюзий необходимо как для объективного анализа, так и для принятия правильных решений. Последние не будут простыми, если речь идет о достижении поставленных Президентом страны целей модернизации и развития экономики. Но возможность их принятия объективно  существует, так как имеющиеся в стране человеческие, производственные, природные и финансовые ресурсы позволяют рассчитывать  на успешную политику опережающего развития на волне роста нового технологического уклада.

Только за счет полного использования образующихся в экономике сбережений можно в полтора раза увеличить объем производственных инвестиций. За счет мер целенаправленной денежно-кредитной политики их можно удвоить. Их вложение в  точки роста нового технологического уклада может дать взрывной рост перспективных конкурентоспособных производств, который  выведет российскую экономику на гребень новой длинной волны развития мировой экономики. Для этого нужно гибкое сочетание механизмов рыночной самоорганизации и государственного  управления.

Объективно при правильной  политике государства и хорошей предпринимательской активности российская экономика может расти в среднесрочной перспективе с темпом 6-8% в год с ежегодным наращиванием инвестиций на 15%, в том числе в приоритетных направлениях роста нового технологического уклада – на 35-50%. Это обеспечивает своевременное достижение целей, поставленных Президентом в известных указах от 7 мая прошлого года. Но формирование и реализация политики опережающего развития немыслимы без отказа от иллюзий, парализовавших государственную волю ожиданием спонтанного подъема экономики за счет автоматического действия сил рыночной самоорганизации. Сегодня либертарианцы признали свою беспомощность в организации подъема экономики, навязывая стране инерционный сценарий вялотекущей деградации. Официальные проектировки ежегодного прироста ВВП не выходят за его пределы в 1-3% при минимально необходимых для устойчивого роста и достижения поставленных Президентом России целей модернизации и развития экономики 6-7%. Тем самым впервые, после двух десятилетий иллюзорной беспомощной политики, они открыли возможность перехода к идеологии  развития, опирающейся на полномасштабное использование имеющихся в стране ресурсов на основе научных знаний закономерностей современного экономического роста.     

Разумеется, переход к политике развития требует совершенно иного качества управления и мер ответственности за результаты принимаемых решений. В отличие от политики рыночного фундаментализма, которая сводится к незатейливым   рассуждениям о либерализации регулирования экономики и ожиданиям улучшения инвестиционного климата в расчете на автоматическое  действие рыночных сил и не предполагает ответственности государства за экономический рост, политика развития исходит из гармоничного сочетания государственного регулирования и механизмов рыночной самоорганизации. Если при либертарианском подходе государственно-частное партнерство, как правило, замешано на коррупции, то политика развития предполагает взаимную ответственность бизнеса и правительства за реализацию общих целей и достижение запланированных результатов.  Сами эти цели и планы формируются совместно в постоянном интерактивном взаимодействии  правительственных экспертов,  представителей бизнеса, ученых  и общественности исходя из общенациональных интересов и имеющихся возможностей.

В условиях переживаемого глобального  кризиса оптимальной является стратегия опережающего развития, ориентированная на скорейшее освоение  ключевых производств нового технологического уклада, становление которого определяет перспективы выхода мировой экономики на очередную длинную волну роста.  Технологическое прогнозирование позволяет определить структуру нового технологического уклада, ядро которого составляет комплекс нано-, биоинженерных и информационно-коммуникационных технологий, растущий в передовых странах с темпом около 35% в год.  Имеющаяся методология выбора приоритетных направлений НТП    дает возможность  выявить точки их роста  в существующей технико-экономической среде. Их стимулирование на основе активизации имеющегося научно-производственного потенциала составляет суть работы государственных институтов развития. Но для успешного выполнения этой работы должны быть  кадры соответствующей квалификации, доступны длинные кредиты, развернуты  целевые программы развития соответствующих направлений НТП, сверстаны индикативные планы их реализации и заработать механизмы ответственности за достижение поставленных целей. Все эти составляющие должны быть объединены в систему стратегического управления социально-экономическим и научно-техническим развитием страны. 

Одновременно должны заработать институты рыночной самоорганизации, направляющие предпринимательскую деятельность на освоение передовых технологий  в целях создания конкурентоспособных производств. Для этого недостаточно деклараций об улучшении инвестиционного климата и даже строгого соблюдения законности. Для его создания государству нужно определить и гарантировать исполнение взаимных обязательств  частно-государственного партнерства по всему спектру взаимоотношений, включая соблюдение принципов добросовестной конкуренции, правил ценообразования и налогообложения,  доступ к земельным, природным, научно-техническим и информационным ресурсам, долгосрочным кредитам, энергетической и транспортной инфраструктуре.

Любопытно отметить, что серьезные предприниматели, работающие в реальном секторе экономики, с энтузиазмом поддерживают эти принципы сотрудничества. Им важно понимание перспектив долгосрочного  развития экономики и уверенность в соблюдении установленных  норм взаимоотношений с государством как с доброжелательным и требовательным партнером. Только в воображении либертарианцев бизнес стремится избавиться от государства как от назойливой помехи ради извлечения сиюминутных сверхприбылей.  Этот сон разума, как и положено, порождает чудовищ –  химеры коррупционно-олигархического капитализма, паразитирующие на разложении государства и монополизации рынка.

Опубликовано в журнале «Эксперт» (№50, 2013 г.)